Гадание на розах - Страница 2

— Где, интересно, сейчас Тина Маквелл?

— Как всегда, в своей конуре. Но имей в виду: она сегодня не в духе.

— С чего бы это?

— Слышал, что новый проект по расширению и изменению структуры посадок не прошел утверждения в Совете попечителей.

— А у меня для Тины потрясающий сюрприз.

— Да я знаю все твои сюрпризы, Гло! — Польщенный вниманием умненькой и без снобистских замашек аспирантки, Браун, обожающий холодное светлое пиво и сушеных кальмаров, солидно поправил фуражку. — Опять состряпала из хромосом что-нибудь этакое?

— Не из хромосом, а из генов. — Глория Дюбуа по привычке хотела было продолжить заумную лекцию о проблемах современных технологий селекции растений, но неожиданно сказала совершенно другое: — Вот черт, я, кажется, влюбилась!

Браун, опешив от девичьего откровения, немного сконфузился.

— Бывает.

— Ну… я побежала.

— Минутку, Гло.

Браун — торжественно, как при утреннем подъеме флага, — взял под козырек.

— Желаю крепкой семьи.

— Спасибо.

— Ну и, разумеется, детишек побольше…

Глория Дюбуа хотела ответить, что не каждая влюбленность заканчивается бракосочетанием, но промолчала, надеясь на лучшее.

И, как только она вступила в пределы цветочного буйства и роскошества, в волшебный мир, окутанный чарующими ароматами, все скучные мысли о будущем, все смутные подозрения и житейские гипотезы мгновенно испарились.

Глория Дюбуа имела еще одну вескую причину для регулярных поездок в Национальный парк роз.

У каждого сорта на табличке, кроме названия, указывался штат, из которого его доставили, а также титулы, награды и полное имя удачливого селекционера.

Аспирантка, имеющая прямое отношение и к селекции роз, и к истории их разведения, только здесь в полной мере ощущала фамильную гордость.

Каждый раз Глория Дюбуа заново вспоминала жуткие легенды и горестные были своего знаменитого рода…

Глава 2 ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ ГУГЕНОТКИ

С незапамятных времен Дюбуа из Гавра славились не рыцарскими подвигами, торговыми операциями и религиозным фанатизмом, а прекрасными женщинами… и изумительными розами, когда-то позаимствованными у англичан, мастеров садового дела. Красавицы Дюбуа еще в юном возрасте становились желанными супругами самых достойных людей. А искусство выращивания роз весьма быстро привело гаврское семейство в Париж, ко двору его величества короля.

Глория задержалась у низкорослых кустов, усыпанных миниатюрными алыми цветками.

Фамильный сорт — «Птит амур», тот самый, из королевского цветника. Людовики да Генрихи, охочие до постельных утех, дарили эти изящные и трогательные букеты новым фавориткам.

Глория нагнулась к ближайшей розочке, только что распустившейся и еще не познавшей ни ласки осеннего светила, ни влажных поцелуев утренней росы, ни шалости дневного ветерка.

— Представь, я влюбилась в карие глаза, — тихо-тихо прошептала аспирантка, верившая, что растения понимают не только заботу и внимание, но и слова, произнесенные как надо.

В ответ юная розочка многозначительно расправила крайние лепестки, которые, казалось, страстно затрепетали.

Поцеловав старинную гордость рода Дюбуа, Глория проследовала дальше — привычным, а сегодня необычайно волнительным маршрутом, который она в шутку называла эмигрантским, потому что извилистая дорожка из желтого кирпича вела к первой из французских роз, укоренившейся на американском континенте.

Да, однажды парижская удача и преуспеяние закончились — по вине той самой, печально известной Варфоломеевской ночи.

Глория посторонилась, вежливо пропуская группу экскурсантов, — судя по всему, из Японии, до зубов вооруженных фотоаппаратами и видеокамерами.

Святому Варфоломею не везло ни при жизни, насыщенной подвижничеством, ни, тем более, после жуткой гибели. С несчастного проповедника, еще живого, язычники содрали всю кожу, а потом обезглавили. Конечно, именно по этой причине мученик стал покровителем кожевников и мясников. С тех пор на иконах этот добрейший и тишайший человек почти всегда изображался с соответствующими атрибутами: в одной руке — окровавленный нож, в другой — собственная кожа.

Глория уступила дорожку жестикулирующим и громко говорящим итальянцам.

Начитанной аспирантке сразу вспомнилась блистательная, озорная и печальная шутка великого Микеланджело Буонаротти. Расписывая Сикстинскую капеллу в самом Ватикане, дерзкий гений на фреске «Страшного суда» изобразил свое лицо. И не под видом кающегося грешника, а гораздо остроумней. Лицо ваятеля и живописца четко угадывалось в складках кожи, которую держал несчастный святой Варфоломей. Говорят, один из кардиналов разгадал секрет мастера, но ни у тогдашнего Папы, ни у его преемников не поднялась рука на исправление шедевра.

Глория наконец прошла эмигрантский путь из желтого кирпича — от парижской розы «Птит амур» до квебекской, названной предками, обретшими новую родину, «Патри Нувель».

И вот, как специально, в ночь св. Варфоломея фанатичные католики устроили заблудшим гугенотам массовую резню. К утру были зарезаны, пристрелены, заколоты тысячи людей, включая детей, стариков и женщин. Из почтенного рода Дюбуа в религиозной бойне уцелела лишь семнадцатилетняя Глория, с пятилетнего возраста помогавшая матушке ухаживать за розами.

Юную цветочницу спас какой-то лихой красавец из карательного отряда. Глория больше никогда в жизни не встречала этого усатого вояку, опустившего аркебузу перед чистотой, невинностью и красотой. Пусть этому фанатику и убийце, смущенному ясным и умоляющим взглядом еще не познавшей любви девушки, этому грубому и неотесанному солдафону будет в аду немного комфортнее, чем его вошедшим в кровавый раж единоверцам…