Глория грустно улыбнулась, разглядывая подол голубого платья, испорченный темными пятнами, и закончила за Тину:
— Мужчиной, достойным женщины из рода Дюбуа.
— Да уж… — усмехнулась Тина. — Ребята из экстренной помощи сказали, что этот неуклюжий медведь принял единственно правильное решение, свалив тебя на пол.
— Медведь?
— Ну да, русский медведь.
— Русский?
— Конечно, русский! — Тина Маквелл рассмеялась. — Ты же знаешь, что русских ни пуля, ни штык, ни атомная бомба не берут.
— Да, слышала… А тут и увидела.
— Но я лично считаю, что американец на месте русского поступил бы не так.
— Уточни.
— Американец не стал бы закрывать собой одну-единственную жертву.
— Почему?
— Американец кинулся бы на убийцу.
— Тонкое замечание.
— Русский спасал только тебя, а американец постарался бы обезоружить маленькую тварь.
Снова помолчали.
Кофе в термосе кончилось.
Тина Маквелл погрузилась в задумчивость, то ли рассчитывая шансы гипотетического американца уцелеть, то ли вспоминая, сколько полезных квадратных метров в доме Брауна.
Глория, поплотней закутавшись в плед, задала чрезвычайно глупый вопрос:
— Ти, а русского наградят?
— Чем?
— Ну не знаю… Медалью Конгресса, может быть…
— За спасение аспирантки — вряд ли. Ты же не Президент Соединенных Штатов.
— А жаль — он достоин самой высокой награды.
— Дурочка, лучшая награда ему — это ты!
— Сомневаюсь.
— Думаешь, он спас тебя из простого альтруизма?
— Ты намекаешь, что я все-таки ему понравилась в новом платье?
— Наверняка!
— А вдруг русский проявил элементарное мужество и благородство из-за своего характера, а не из-за моих голубых глаз?
— Это, Гло, теперь не имеет никакого значения. По крайней мере, у тебя будет хороший повод для близкого знакомства.
— А вдруг он совершил это, все-таки влюбившись, — хотя бы чуть-чуть, но влюбившись?
— Ну не знаю, это надо спрашивать не у меня.
Тина Маквелл обняла настрадавшуюся подругу.
— А у кого?
— Наверное, у них.
Хитро улыбаясь, Тина Маквелл ткнула пальцем в сторону купола.
— Пусть отчитаются за такой дикий и жуткий роман!
Шаловливые амуры виновато потупились.
Весь оставшийся день Тина Маквелл провела в аспирантском бунгало подруги.
Поила ее черным кофе по мексиканскому рецепту.
Кормила гамбургерами.
И несла разную чепуху о своих планах на будущее.
То сажала Брауна в одиночку, то на диету.
Мечтала вернуть ему шевелюру и тут же здравомысляще замечала, что на лысых никто не зарится.
Прикидывала, за сколько можно продать рассказ о злосчастной племяннице и сколько содрать за очередное телевизионное интервью будущего мужа.
Глория же пыталась уснуть, но боялась, что во сне повторится библиотечный кошмар.
А к транквилизаторам и прочей успокаивающей химии аспирантка в силу профессиональных знаний относилась с опаской и осторожностью.
Вечером утомленную подругу сменила бабушка.
Из усадьбы доставили три бутылки старинного вина, хрустальные фужеры и варенье из розовых лепестков.
Накрыв маленький столик, энергичная гранд-маман пристроилась на краешек постели.
— Так, деточка, розы-то оказались правы?
Бабушка поправила внучке подушку.
— Предсказали бойню… — Глория погладила фамильный медальон. — И то, что я уцелела.
— Да, деточка, да.
Бабушка поправила одеяло.
— Хорошо, что я отдала тебе фамильную реликвию.
— Да, оберег защитил не только меня. — Глория снова накрыла медальон ладонью. — Но и моего спасителя.
— Небо знает, что делает.
Бабушка налила в фужер красного вина.
— На-ка, деточка, выпей бургундского.
Внучка беспрекословно подчинилась.
— Помнишь, как дедушка любил это винцо?
— Еще бы.
Бабушка наполнила свой фужер.
— Кстати, о твоем спасителе…
— Хочешь выпить за его здоровье?
— Разумеется.
Бабушка, смакуя и не торопясь, осушила фужер до дна.
— Кстати, о твоем спасителе.
— Ба, ты уже это говорила.
— Прости, склероз.
— А не рановато?
— В самую пору. — Гранд-маман всегда спокойно относилась ко всем старческим изменениям. — Главное, чтобы артрита не было.
— И геморроя.
— Ну ладно, раз мы заговорили на медицинские темы, то я скажу тебе, что надо делать дальше.
— Ба, я не хочу к психотерапевту.
— Ты, детонька, в полном порядке. — Гранд-маман величаво прошлась по комнате. — Тем более что любовь — лучшее лекарство на свете.
Гранд-маман вздохнула, тяжко припоминая то ли блистательную молодость, то ли почившего два года назад мужа.
— Ба, а может, закроем эту идиотскую медицинскую тему?
— Ни в коем случае, детонька. — Гранд-маман переборола склероз. — Я веду речь о твоем спасителе.
— Хочешь оплатить его пребывание в больнице?
— Само собой.
— Я тебя обожаю, Ба.
— Но-но, не подлизывайся.
— Я немножко.
— Лучше давай-ка усни и, желательно, до утра.
— Постараюсь.
— А если тебе приснится сегодняшняя гадость, выпей еще вина.
— Договорились.
— Желательно, чтобы ты выспалась основательно.
— Но мне сказали, что к следователю я могу пока не торопиться.
— Зато надо торопиться в палату к русскому герою.
— Ох, Ба, я хочу этого, но жутко боюсь.
— Деточка, поверь моему опыту, теперь вы с ним навсегда связаны.