— Bay!
— Сибирский газ — это его работа.
— А мать?
— Домохозяйка.
Георгий попытался справиться одной левой с незнакомым мобильником.
— Но представь, сколько требуется мужества, чтобы любить человека, которого по семь месяцев не бывает дома.
— Да, тяжелая доля.
Глория проворно и ловко помогла раненому справиться с навороченным гаджетом.
— Я бы не вытерпела.
— Спасибо за телефон.
— Набирай лучше номер.
Сиделка дождалась, когда прозвучит по-мальчишески задорное «Привет, мама!», не требующее перевода ни с одного языка мира, и тактично вышла в коридор.
Глория Дюбуа не хотела подслушивать, о чем беседует русский со своими великолепными родителями.
Создать такого молодца мог только весьма сильный и отборный геном.
Как утром выразился раненый герой — потомок донского казачества и покорителей Сибири.
Аспирантка прошлась мимо стеклянного шкафа, который поколение за поколением славные Дюбуа наполняли французскими сувенирами, присланными дальними родственниками.
Глория подумала, что неплохо бы завести еще один такой шкафчик под русские сувениры — хохломскую деревянную посуду, тульские медные самовары и, разумеется, матрешек.
Неожиданно Глория вспомнила, что так и не срезала два бутона для традиционного утреннего гадания.
Но не успела отправиться за розами, так как русский пациент вдруг закричал на весь особняк:
— Глория!
Аспирантка рванулась в дедушкин кабинет и обнаружила улыбающегося раненого.
— Ты… ты в порядке?
— Извини, что пришлось кричать, но тут кто-то весьма грозно и напористо требует свою милую и единственную дочь к телефону.
Глория перехватила мобильник.
Конечно же, это вышла на связь из далекого Парижа суматошная, взбалмошная, неприкаянная маман.
Георгий Орлов снова ненароком зевнул.
Чтобы не мешать засыпать русскому пациенту, начинающая сиделка вышла в коридор.
— Хелло, беби.
— Хай, ма.
Глория отразилась в стеклянном шкафу, заполненном французскими сувенирами.
— Беби, ты знаешь, а мы с бабушкой впервые в жизни нашли общий язык.
— Я рада.
Глория открыла дверцу и достала свой любимый прозрачный шар.
— И месье Вайяр очарован создательницей знаменитого «Ночного поцелуя».
— Еще бы.
Глория встряхнула шар, и волшебные серебристые малюсенькие снежинки закружились над пряничным домиком.
— Так что дело за малым — найти подходящее название для очередного шедевра.
— Я стараюсь, ма, стараюсь.
Глория поставила сказочный шар на место.
— Видишь ли, беби, мы посовещались втроем — так сказать, в узком профессиональном кругу.
— В уютном ресторанчике на берегу Сены?
Глория приложила к свободному уху большую раковину, выловленную в Средиземноморье.
Шум галльских волн смешался с энергичным парижским голосом.
— Не без этого беби, не без этого… Кстати, месье Вайяр передает тебе привет.
Глория открыла шкатулку, внутри которой прятался миниатюрный Рейнский собор.
— Ma, так что там вы решили в узком кругу?
— Что только создательница имеет право дать своему детищу имя, только создательница.
— Ладно, что-нибудь придумаем.
— Ты сказала «придумаем»?
— Да, мой экзотичный пациент наверняка способен отыскать название белому сорту, название, достойное рода Дюбуа.
— Он что, такой умный?
— Ma, он филолог. Исследует влияние русских поселенцев-старообрядцев на строй фразы в Южных Штатах.
— Это круто.
— Еще бы.
А потом говорила и говорила только маман, дорвавшаяся до любимой дочери, едва не укокошенной (трудно вообразить!) прямо в библиотеке, в читальном зале.
Говорила, говорила, говорила добрых пятнадцать минут, изливая надуманные упреки, претензии, истерики и выговоры.
Глория слушала ее с полным спокойствием.
Она по богатому опыту знала, что маман почти невменяема, пока не выплеснет наносное раздражение и напускной гнев.
Но вот маман вроде выдохлась, пройдясь напоследок по адресу луизианского губернатора, который не удосужился помочь университету в свое время установить дверные металлоискатели и усилить внутреннюю охрану.
Глория воспользовалась благоприятной паузой.
— Ma, уже поздно. — Глория произнесла это как можно ласковее. — Я очень, очень, очень устала. Мы продолжим наш разговор завтра… потом… когда-нибудь…
И блудная дочь, получившая наконец-то полное отпущение грехов от гранд-маман под сенью Эйфелевой башни, не стала перечить аспирантке, которая на этот раз ухаживала не за розами, а за раненым.
— Бай, беби.
— Бай!
Наговорившись вдоволь, Глория поняла, что нет никаких сил тащиться за розами.
Ладно, перенесем гадание на послезавтра.
Тем более что, может быть, все решится и без участия роз.
Хотя было бы весьма любопытно посмотреть, что покажет любимый бабушкин сорт «Ночной поцелуй».
Вдруг Безымянная красавица хочет, чтобы аспирантка любила исключительно ее одну. Среди роз наверняка попадаются отъявленные эгоистки.
Глория осторожно заглянула в спальню, где на любимом дедушкином кожаном диване почивал русский пациент.
Георгий Орлов мерно посапывал, лежа на здоровом боку, а простреленная рука в лангетке походила на перебитое крыло большой, красивой и редкой птицы.
Но то, что гадать на розах все равно придется, Глория Дюбуа убедилась на следующий же день.